В течение последующих дней он воспользовался предлогом тяжелой утраты, и использовал отпуск по семейным обстоятельствам, чтобы смотреть больше видео. Он едва спал, бодрствуя всю ночь и большую часть дня. Он принял амфетамин, купленный по случаю у его соседа Джимми Куинна, с целью поддерживать бодрствование. Состояние его сознания было непривычным; и все же, образы Джули, казалось, складывались как бутерброд между каждой его сознательной мыслью. Он никогда не думал о своей матери; выглядело так, словно она никогда не существовала. В конце концов, он пришел к жизни в зоне, охватывавшей сознательные мысли, сны и пассивный просмотр телевизионного экрана, и где граница между этими состояниями не могла быть четко различена.
Это становилось перебором, даже для Иэна Смита. За исключением работы, он выходил из квартиры только лишь за тем, чтобы быстро зайти в видео-магазины и супермаркет. Одним вечером он выключил видео и отправился прогуляться к Уотер оф Лейф, снедаемый тревогой и неспособный сконцентрироваться на вечернем просмотре. Вишни в цвету у загаженного берега стоячей реки создавали чарующий аромат. Смит побрел вдоль берега, когда сумерки стали уже сгущаться. Его шаги потревожили группу юнцов в закрытых капюшонах, оборвавших свой разговор и начавших украдкой бросать на него угрожающие взгляды. Смит, не обращая на них внимания, погруженный в свои мысли, прошел мимо широкими шагами. Он миновал хрипящих алкоголиков на скамейках, чье нечленораздельное рычание воскрешало в памяти демонов, виденных им в фильмах или просто воображаемых; пустые банки суперлагера; разбитое стекло; использованные презервативы и собачье дерьмо. В сотни ярдах над спокойными, зловонными водами мрачно высился старый каменный мост.
Кто-то стоял на мосту. Смит прибавил шагу, наблюдая за начавшей вырисовываться женской фигурой. Дойдя до нее, он постоял мгновение, глядя как она курит сигарету. Ее бледное желтоватое лицо словно прогибалось внутрь, когда она сильно затягивалась. Это произвело на него странное впечатление, и навело на мысль, что табак был потребителем, а она — обесцененным продуктом, высасывавшимся с каждой затяжкой. По зрелом размышлении, он посчитал, что впечатление было правильным.
— Ищешь с кем поразвлечься? — спросила она без какого-либо обаяния в голосе.
— Ну, да, можно сказать и так, — пожал плечами Смит. Он и в самом деле не знал.
Ее глаза словно ощупали его тело, и она быстро выдала короткий перечень услуг и условий. Смит кивнул в том же неопределенном молчаливом согласии. Они в молчании пошли обратно к его квартире по узкой дороге, окруженной с одной стороны заброшенными складами, а с другой здоровой кирпичной стеной. Какая-то машина медленно проехала по булыжной мостовой, остановившись у одинокой фигуры другой женщины, которая, после короткого разговора, исчезла в ней.
В квартире Смита они прошли прямо в спальню и разделись. Затхлое зловоние ее дыхания не остановило его от того, чтобы поцеловать ее. Они никогда не чистила свои зубы, потому что ненавидела, когда мужчины ее целовали. Они могли делать все, что угодно, кроме этого. Поцелуй был единственной вещью, которая мешала ей забыть, чем она занималась, и которая заставляла сопротивляться ее отвратительной реальности. Впрочем, у Смита и не было желания целовать ее.
Он залез на ее худое тело, сначала чувствуя неудобство из-за явной его костлявости. Выражение ее лица было заморожено, а глаза затуманили опиаты или апатия. Смит видел выражение своего собственного лица, отражавшегося в ней. Он заставил себя продраться короткими толчками сквозь сухость ее пизды, и они оба сжимали свои зубы от боли и напряжения, пока у нее не стали выделяться соки. Смит нашел ритм и всаживал ей механически, все время удивляясь, почему он делает это. Она двигалась с ним со скукой и неохотой. Прошли минуты; Смит неумолимо наращивал свою активность. После того как прошло определенное количество времени, Смит понял, что он никогда не кончит. Его пенис, казалось, становился тверже, но в то же время испытывал растущую нечувствительность. Выражения шока, возражения, и недоумения пробежали по лицу женщины, когда настойчивая боль в теле заставила ее сопротивляющееся сознание примириться с погоней за оргазмом.
После того как она кончила, с трудом сохраняя молчание, он остановился с по-прежнему твердым и эрегированным членом. Он слез с нее, полез в карман куртки, вытащил несколько купюр и заплатил ей. Она чувствовала себя озадаченной и уязвимой; полный провал в том единственном, что она когда-либо была способна успешно делать. Она оделась и ушла, полная стыда, неспособная прямо взглянуть в глаза.
— Спасибо за все, — сказал Смит, когда она вышла на лестницу.
— Козел. Мудила ебаный, — прошипела она в ответ.
Насколько он мог предположить, сказать было больше нечего.
Через несколько дней после этого инцидента случилось гораздо более значимое событие. Смит явился в офис что-то насвистывая. Это явно экстровертное представление, судя по нормальным стандартам его поведения, было немедленно подмечено его сослуживцами.
— Ты выглядишь довольным собой, Иэн, — заметил Мики Флинн.
— Просто купил новую видео-камеру, — заявил Смит, и добавил с неуместным самодовольством, — образец искусства.
— Боже, теперь тебя никто не остановит, да, Иэн? Голливуд, трепещи, мы идем! Знаешь, что я скажу тебе, мы сделаем Ивонну звездой в порно-фильме. Ты — режиссер, я — продюсер.
Ивонна Ламсден с досадой посмотрела на них. Она недавно отвергла грубые, пьяные приставания Мики, предлагавшего провести вместе вечер, и была озабочена тем, что они могут тайно сговориться против нее, озлобленные отказом; вспомнить молодость и оторваться, как имеют тенденцию делать некоторые мужчины.
Мики повернулся к Смиту и сказал:
— Нет, мы лучше будем держать Ивонну в стороне от этого. Помимо прочего, мы все же хотим, чтобы наш фильм пользовался «кассовым» успехом.
Она бросила в него карандашную резинку, угодив в лоб, и вызвав у него больший шум, нежели ситуация того заслуживала. Алистер — худой, анемичный супервайзер поглядел на них с раздражением, обозначив свое неодобрение этой шумной возней. Он любил во всем порядок, признавая в жизни только формулу «сдал-принял».
— Алистер может сыграть главную роль, — прошептал Мики, но тут выражение лица Смита вернулось в его нормальное состояние — глубокой отрешенной задумчивости.
Тем вечером Смит поехал домой на автобусе, потому что дождь лил как из ведра. Изучая вечернюю газету, он отметил, что восемнадцатилетний Пол МакКаллум находится в Королевском Госпитале в палате интенсивной терапии, отчаянно борясь за свою жизнь после того, как он стал жертвой очевидно беспричинного нападения в городском центре вчера вечером. «Надеюсь, что мальчик выкарабкается», — подумал Смит. Он считал, что человеческая жизнь должна быть священной, она должна быть самой важной вещью в мире. По-прежнему не было новостей об Аманде Хитли, похищенном ребенке. Смит пришел в свою квартиру, проверил камеру, затем посмотрел очередное видео.
Оно воспринималось тяжело. Сознание Смита было рассеяно. Он пытался заставить чувствовать себя страдающим, заставить себя думать о Джули. Любил ли он ее? Он так думал. Он не мог быть уверен, потому что когда бы ни начинало подниматься в груди это чувство, что-то, казалось, немедленно перекрывало его.
На следующий день Смит заметил, что в газете не было ничего об этом парне, Поле МакКаллуме. Он не знал, хорошо ли это или плохо. Что значит отсутствие новостей? Он открыл Холливел и задрожал от возбуждения. Книга была завершена. Каждый перечисленный фильм был просмотрен и отрецензирован. Слова, которые Мики Флинн говорил ему в офисе, начали преследовать его: Что ты будешь делать, когда подчеркнешь абсолютно все? Ручка, которой он ставил галочки, обводила фильм под названием Трое Мужчин и Маленькая Леди. Он на мгновение подумал об Аманде Хитли. Один мужчина и маленькая леди. Реальная жизнь часто менее сентиментальна, чем Голливуд. Затем что-то как громом поразило Смита. Он осознал, что из всех фильмов, этот последний был единственным, которому он когда-либо давал оценку ноль. Он написал на полях: