И все это бедствие только потому, что Парки не удосужился нажать на переключатель. В твоих руках настоящая пиздатая сила! Слопайте, вы, козлы! Как же я безумен...

Когда последние из игроков вышли друг за другом из павильона, я прошел в котельную, позади моей комнаты, и включил нагревание воды. Мне нужна горячая вода для моего душа до вечернего выхода в свет. Я толкну немного наркоты и сделаю несколько набегов на сквоты, прежде чем засяду за чтение очередной главы в книге, которую я читаю — биографии Питера Сатклиффа.

Я читаю только биографии. Не знаю почему, дело вовсе не в том, будто я получаю от них особенное удовольствие. Я просто, похоже, не могу заинтересоваться чем-нибудь другим. Джим Моррисон, Брайан Уилсон, Джеральд Форд, Ноэль Гордон, Джойс Гренфелл. Вера Линн, Эрнест Хемингуэй, Элвис Пресли (две разные), Деннис Нильсен, Чарльз Крэй (брат Рэга и Рона), Кирк Дуглас, Пол Хегарти, Ли Чэпмэн и Барри МакКвиган — все эти биографии были поглощены мной с тех пор, как я начал работать в парке. Я не могу на самом деле сказать, что получил удовольствие от какой-нибудь из них, за исключением, наверное, Кирка Дугласа.

Иногда я задавал себе вопрос, было ли решение взяться за такую работу хорошим карьерным ходом. Мне она нравилась, потому что я наслаждался обществом самого себя и становился немного раздражительным после перебора социального контакта. Мне она не нравилась, потому что я не мог перемещаться, а я не выносил долгого сидения на одном месте. Я полагал, что смог бы научиться водить машину, затем смог бы получить работу, сочетавшей бы две важные особенности — одиночество и мобильность. Но машина остепенит меня, удержит от приема наркотиков. А этого никогда не произойдет.

Мистер Гарланд, босс парка, был добродушным человеком, достаточно либеральным по стандартам этой работы. Он хорошо понимал состояние Парки. Гарланд прошел через достаточное количество дисциплинарных взысканий своих сотрудников, чтобы въезжать в проблему.

— Это скучная работа, — сказал он мне при моем вступлении в должность, — и только дьявол может заставить вкалывать весь этот персонал. Дело в том, Брайан, что только очень немногие Парковые Служащие показывают инициативу. Небрежный Парковый Служащий делает лишь обязательный минимум, затем просто удирает, тогда как более добросовестный работник всегда найдет, чтобы такое сделать. Поверь мне, мы знаем, кто здесь в нашем саду червивые яблоки, и я могу сказать тебе следующее: их дни сочтены. Так что если ты произведешь впечатление, Брайан, мы вполне сможем предложить тебе постоянный пост в Департаменте Управления Парками.

— Да, понятно...

— Разумеется, ты пока еще даже не начинал исполнять свои обязанности, — улыбнулся он, осознав, что мчался впереди паровоза своей собственной мысли, — но хотя это и не самая потрясающая работа в мире, многие служащие делают ее гораздо хуже, чем должны были бы. Ты понимаешь, Брайан, — его глаза округлились и стали как у евангелистского проповедника, — в парке всегда есть, чем заняться. Эта работа требует хождения, Брайан. Детей, болтающихся в парке, надо обезопасить от разбитого стекла. Подростки, собирающиеся у павильона; я находил там шприцы, Брайан, ты понимаешь...

— Ужасно, — я покачал головой.

— Им надо воспрепятствовать. Есть формы, которые мы должны заполнять, по причинению ущерба и вандализма по отношению к собственности парка. Всегда найдется мусор, который надо убрать, прополка вокруг павильона, и, разумеется, постоянное мытье раздевалок. Инициативный Парковый Служащий всегда найдет что-то такое, что можно сделать.

— Я думаю, что лучше хорошо повкалывать днем; заставляешь время идти быстрее, — солгал я.

— Совершенно верно. Я допускаю, что иногда, особенно если погода ненастная, проблемой может стать скука. Ты любишь книги, Брайан?

— Да. Я довольно одержимый читатель.

— Это хорошо, Брайан. Тому, кто читает книги, никогда не скучно. Какого рода вещи ты читаешь?

— В основном биографии.

— Отлично. Некоторые люди забивают себе головы политическими и социальными теориями: это может только вызвать возмущение и недовольство своей долей, — задумчиво проговорил он. — В любом случае, это к делу не относится. Я допускаю, что эта работа может быть лучше. Но обслуживание ухудшается. Мы даже не можем заменить старые автофургоны и оборудование внутренней телефонной связи. Разумеется, я обвиняю в этом наших политических хозяев в Комитете по Отдыху и Развлечениям. Гранты для коллективов матерей-одиночек, черных, лесбиянок, устраивающих экспериментальные театральные постановки, у них всегда находятся.

— Я не могу с вами не согласиться, мистер Гарланд. Это преступно, это своего рода злоупотребление деньгами налогоплательщиков.

Я помню этот глубокомысленный, благодарный кивок Гарланда. Он, казалось, говорил: «Парень, я вижу у тебя все необходимые задатки, чтобы стать образцовым Парковым Служащим». Самое оно для старого козла.

Перед тем, как появился мобиль, я принял быстрый душ. Я едва успел вовремя; только насухо вытерся и оделся, как услышал, что у дежурки останавливается фургон Паркового Проверяющего, одетого в форму чувака. Эти ублюдки находятся на той же ступени, что и мы, только они мобильные. Технически им вменялось в обязанность проверять более маленькие парки, не находившиеся под наблюдением Парковых Служащих. Неофициально, это уже совсем другое дело. Что они делали в действительности, так это осуществляли над нами своего рода мобильный полицейский надзор; а мы, в свою очередь, как я полагаю, должны противоположным образом называться неподвижными Парковыми Служащими. Они были обязаны убедиться, что мы на работе, на наших официальных рабочих участках, а не сидим в каких-нибудь пабах. Они застукали одного парня, Пита Уоллса, буквально на рабочем месте в Гилмертоне на прошлой неделе. Он трахал в дежурке школьницу. Они временно отстранили его, с вычетом зарплаты, в ожидании расследования. В муниципалитете действительно знают, как повредить тебе; дают проверяющим официальное разрешение делать то, что любой парки старается делать неофициально: не находиться на месте, но получать за это плату.

Я вытряхнул несколько окурков из пепельницы в мусорное ведро, наблюдая, как мобильный Парковый Проверяющий Алек Бойл выходит из машины. Бойл носил кепку, надвигая ее на свои темные очки с зеркальными стеклами. Рукава его рубашки были закатаны, и он обычно высовывался из окна машины, когда она стояла на светофорах. И еще он, должно быть, истратил целое состояние на жевательную резинку. Все, чего ему не хватало, так это Бруклинского акцента. Какого рода дерьмо царило в голове этого мудака можно было только догадываться. Маленького роста, на несколько дюймов ниже среднего, и с клетками мозга еще меньшими, чем даже у полицейского. Каким же уебищем он был!

— Что там насчет долбанного душа? — спросил он.

— Только не говори мне снова об этих уродах, Алек. Я целый день возился с этим ублюдочным душем. Вроде того, что контрольная лампочка продолжала гаснуть, понимаешь? Сейчас я все уже наладил; но вода была недостаточно горячей для этих футболистов, понимаешь? Они совсем обезумели, качая права.

— Я это понимаю. Только что этот долбоеб Акула говорил со мной по радио. Он чертовски рассвирепел.

Акула. Дивизионный Парковый Суперинтендант Берт Рутерфорд. Он сегодня дежурит. Вот все, чего нам так охуенно не хватало.

— Ну, мы должны вызвать сюда инженера.

— Он уже был здесь, твою мать, но не смог найти никаких неполадок.

— Как так всегда получается, что все это происходит в мою смену? — блеял я в жалостливой к самому себе манере, как всегда делали чуваки с нашей работы. — Я думаю, меня сглазили, черт побери.

Парковый Проверяющий Бойл сочувственно мне кивнул. Затем его черты исказила рептилеобразная улыбка.

— Твой дружок, Пит Уоллс, он оказался каким-то развратником, что, не так?

Я бы на самом деле не классифицировал Уоллси как дружка, а просто как нормального парня, с которым я часто принимал ставки на гольфе, зашибая чаевые. Я считал его хорошим приятелем, каким только можно обзавестись, работая в парках. Вот, где в парках делаются настоящие деньги; на гольфе. И каждый козел хочет поучаствовать в этом действии.